Такие разные праздники

20 ИЮЛЯ 2010

г. АНАТОЛИЙ БЕРШТЕЙН

На прошлой неделе, 14 июля, во Франции отметили национальный праздник — День взятия Бастилии. А десятью днями раньше в США — День независимости. Самые главные праздники в этих странах, по которым нет никакого деления на так называемые государственные и «любимые народом» — это, говоря современным политологическим языком, консолидированная позиция общества. И взятие Бастилии, знаменовавшее во Франции начало Великой французской революции, и провозглашение независимости американских Штатов от Англии символизируют для людей, населяющих эти страны, одно и то же — свободу. А эта самая свобода у них до сих пор на уровне главного приоритета.

В новой России таким праздником могла бы стать защита Белого дома в конце августа 1991 года. Но не стала. Сначала посеял сомнения октябрьский мятеж 1993-го, потом наложила кровавую тень малопонятная и проигрышная война в Чечне, затем демократическую власть во многом дискредитировали выборы 1996 года, и вконец от «режима свободы» людей оттолкнула установившаяся олигархическая власть и сопутствующие ей криминальные разборки. Высокомерное и циничное десятилетие нулевых подвело под это разочарование пиаровскую базу — «лихие девяностые», а под шумок провозгласило свою «сувенирную» демократию, подменив свободу авторитарной политической стабильностью, лояльностью подданных и отстаиванием корпоративных интересов.

Старым праздникам стали искать замену. Ведь в СССР вполне органично главным праздником считалось 7 ноября: с одной стороны, день освобождения трудящихся, с другой — установление диктатуры коммунистического режима.

В поисках идентификации испробовали и день России, и День конституции — не вышло. Заглянули вглубь веков и придумали 4 ноября — День народного единства, который вызвал столько раздоров, что, думаю, власть уже поняла свою ошибку, но альтернативу пока не нашла.

Ибо трудное это дело — установка искусственного имплантанта в народное сознание. Может не привиться и быть отторгнутым.

В 90-е было трудно, неспокойно, но подлинно. В нулевые эта подлинность пропала. Во всем. Все стало одной сплошной имитацией, искусственной пеленой, дымовой завесой, под покровом которой «делаются дела» и «решаются вопросы».

Страна, не успев приобрести, утратила вкус к импровизации. «Весь этот джаз» заглушила фонограмма тотальной попсы с использованием «новых технологий».

Справедливости ради надо только отметить, что по всем социологическим опросам для подавляющего большинства россиян свобода — не первоочередная потребность и далеко не главный приоритет. Они не ассоциируют с ней впрямую сытую, справедливую и безопасную жизнь. У них слишком маленький, можно сказать, почти никакой опыт жизни в условиях этой самой свободы, и он далеко не простой и для многих не позитивный. Поэтому россияне не готовы жертвовать даже минимальным благополучием и пусть лишь призрачным ощущением стабильности ради еще более призрачной свободы, которая, в том числе, грозит им возможными новыми потрясениями и потерей заводной синицы в руках.

Россия умеет терпеть, но не отстаивать. Ведь и во Франции, и в США сколько было и остается поводов для дискредитации демократической власти: от якобинского насилия до сохранявшейся вплоть до 60-х годов ХХ века сегрегации в США.

Кстати, неслучайно во Франции 14 июля стало национальным праздником только спустя почти столетие, пока французы не отстояли завоеванную свободу в нескольких революциях и войнах и не поняли, что именно ее приобретение остается главным событием их истории.

И теперь каждый раз в годовщину взятия Бастилии на площади Республики парижане просто танцуют.