Оправдание слабости — непростительно

 

Писатель и политолог Кирилл Бенедиктов отвечает политологу Глебу Кузнецову

 

Политическая аналитика чурается эмоций. Читая статьи, проходящие по этому ведомству, редко испытываешь сильные чувства — разве что отдаешь должное компетенции того или иного автора, или, наоборот, слегка усмехаешься, видя, что автор не вполне разбирается в том предмете, о котором взялся судить.

 

В случае с текстом Глеба Кузнецова «По пути войны, предначертанному Западом», всё иначе. Компетенция автора сомнений не вызывает, как, впрочем, и желания усмехаться. Тем не менее после прочтения текста остается неприятное послевкусие, будто коллега в данном случае выступил в роли ловкого фокусника, морочащего читателя с помощью своих профессиональных навыков и умений.

 

Начнем с того, что Кузнецов поправляет Владимира Путина, назвавшего русский народ «самым большим разделенным народом мира». Правда, президент России сказал это 18 марта, сразу после знаменитого крымского референдума. Тогда вряд ли кому-нибудь пришло в голову подвергать эти слова ревизии.

 

Не то три с половиной месяца спустя: концепция изменилась.

 

Сегодня стремление части российской элиты всеми силами увернуться от лобовой конфронтации с Западом делает снова не модными рассуждения о разделенности русского народа. Напротив, гораздо более востребованными становятся концепции, согласно которым провозглашенные русскими и тяготеющими к России украинцами республики Новороссии являются «протогосударствами», мешающими России, поскольку они — цитирую — «сняли с повестки дня темы развития, экономики, целей не военного вмешательства в дела сопредельных государств» и вообще отвлекают нас от решения «настоящих задач и внутри страны, и на международной арене».

 

Разумеется, тот, кто произнесет прямым текстом: так, мол, и так, нам даром не нужны бунтующие области Юго-Востока, это украинский геморрой, пусть с ним Киев разбирается — рискует оказаться как минимум непонятым. Поэтому Кузнецов идет на хитрость: он посвящает большую часть своего текста анализу последних событий в арабском мире, в частности, новой гражданской войне в Ираке, которую ведет движение ИГИЛ против официального Багдада.

 

Идея проста: хаос на Ближнем Востоке выгоден американцам, задача которых «недопущение появления силы, способной бросить им вызов или хотя бы выйти из-под их контроля». А потом, словно невзначай, Кузнецов ставит на одну доску арабский ИГИЛ и русские республики Новороссии и делает вывод: нестабильность у южных границ России — явление того же порядка, что и гражданская война в Ираке.

 

И Запад, толкая Россию к военному решению проблемы Юго-Востока, коварно стремится втянуть ее в парадигму «арабского пути» развития. Отвлечь от поистине насущных задач — освоения Дальнего Востока, привлечения иностранных кадров в вузы и т.п. Для обоснования этого тезиса ему (Кузнецову, конечно, а не Западу) и нужна ревизия высказывания Владимира Путина о самом большом разделенном народе в мире. Теперь самый разделенный народ в мире — это арабы.

 

На первый взгляд какая-то логика в этом есть. Действительно, около 85% арабов проживает в восьми странах, преимущественно в Северной Африке и на Ближнем Востоке. С другой стороны, назвать их «разделенным народом» не каждый специалист согласится: ведь арабы-марокканцы от арабов, проживающих к югу от Сахары, отличаются сильнее, чем русские, например, от сербов. Арабов, таким образом, не с русскими надо сравнивать, а по крайней мере со славянами в целом, тем более что численность их примерно равна — 350 млн арабов и чуть больше 300 млн славян.

 

Это во-первых. Во-вторых, у арабов нет и не было (со времен Халифата) государства, которое бы во многом определяло развитие земной цивилизации и претендовало бы на статус сверхдержавы. У русских такое государство было, и, смею надеяться, еще будет. Более того: реальная мощь современной России, с учетом ее мобилизационных возможностей, превосходит потенциал других центров силы на евразийском континенте.

 

Таковых немного: ЕС, Индия и Китай.

 

Военное измерение единой Европы сознательно выхолащивалось как ее лидерами, так и союзниками из-за океана и в настоящий момент сводится в основном к системам (правда, очень хорошим) логистики и связи. Индия не имеет ни причин, ни желания бросать вызов России. Пекин, вопреки «страшилкам» доморощенных атлантистов, заинтересован не в конфронтации с Москвой, а в укреплении взаимовыгодного сотрудничества (почему — отдельный и долгий разговор; достаточно, впрочем, и того, что между китайской и русской цивилизационными парадигмами не существует таких критических противоречий, как между русской православной и западной протестантской цивилизациями).

 

Впрочем, на евразийском материке есть еще один центр силы, который неправильно было бы сбрасывать со счетов: это Иран. О его роли мы поговорим чуть позже, а пока вернемся к построениям Кузнецова.

 

Теория, согласно которой хитроумный «вашингтонский обком» втягивает Россию в военные действия на Юго-Востоке, чтобы подвергнуть ее новым санкциям и изоляции, не нова. В той или иной степени она муссируется всеми, кто страшится ухода из нашей страны платежных систем Visa и MasterCard и не хочет терять возможность летать на уик-энд в Лондон или на шопинг в Милан.

 

Что касается изоляции, то весной, когда позиция Москвы в отношении украинского кризиса была тверда и бескомпромиссна, нам начали выражать поддержку как страны, ранее числившиеся в лагере нейтральных (вроде той же Индии), так и считавшиеся вассалами Вашингтона (например, Афганистан). Впрочем, недавний восторженный прием, оказанный Владимиру Путину в Австрии, показывает, что и пресловутый Запад совсем не монолитен в своем отношении к крепнущей на глазах России.

 

Вот в этом и кроется основная слабость концепции о коварном плане Запада по заманиванию России в войну. И в Брюсселе, и в Вашингтоне действуют (иногда и друг против друга) силы, добивающиеся разных, зачастую прямо противоположных, целей. Как на Ближнем Востоке, где, вопреки Кузнецову, существуют мощные силы, не контролируемые США, так и на Украине.

 

На Ближнем Востоке такой силой является шиитский Иран. Иран, сближение с которым было одной из основных задач второго президентского срока Барака Обамы. Оно должно было коренным образом изменить весь расклад сил в регионе, ослабить связь Вашингтона с Эр-Риядом, а также уменьшить влияние Израиля на Капитолийский холм.

 

Это сближение стало возможным после деэскалации сирийского кризиса, когда при активной помощи Москвы США отказались от военного вмешательства в конфликт. Именно в этот момент тандем Лавров–Керри на глазах стал превращаться в наиболее эффективный инструмент американо-российского сотрудничества, а совпадение интересов российского и американского лидеров позволило надеяться на создание новой глобальной архитектуры безопасности.

 

Именно в этот момент и был нанесен расчетливый удар по Украине, сломавший не успевшую окрепнуть конструкцию нового порядка на Ближнем Востоке. Наступление ИГИЛ на проамериканский Багдад происходит вовсе не в интересах «мирового гегемона» — ибо у этого гегемона нет сейчас единой стратегии, — а в интересах тех могущественных финансово-политических групп, которые противостоят сторонникам сближения США и Ирана.

 

И в их же интересах марионеточный режим Киева ведет сейчас войну на уничтожение с русскими Новороссии. Ту самую войну, которая, по мысли Кузнецова, мешает нам сосредоточиться на своих внутренних проблемах.

 

Но когда падут последние бастионы защитников Славянска и Донецка, когда сотни тысяч беженцев хлынут через границу в Россию, когда по залитым кровью улицам городов и сел Юго-Востока будут маршировать батальоны национальной гвардии и отряды «Правого сектора», когда в 100 км от Воронежа и Ростова-на-Дону встанут на боевое дежурство американские противоракеты — поможет ли нам программа привлечения иностранных преподавателей в вузы?

 

Не имею морального права призывать к вводу наших войск на Юго-Восток. Такое право есть лишь у тех, кто сам, с оружием в руках, защищает свободу Новороссии от карателей марионеточного киевского режима. Но в одном я уверен: делать вид, что война, которая идет сейчас в непосредственной близости от наших границ, — не наша война, нельзя.

 

Там убивают наших братьев и сестер. Там убивают тех, кто хочет быть вместе с Россией. Отвернуться от них, оправдывая себя тем, что, выступив на защиту Новороссии, мы пойдем на поводу у наших врагов, —– непростительно.

 

Это оправдание слабости, а слабость в политике всегда означает поражение.